Затягивает меня в круговорот эмоций своими губами и языком. Медленно. Сначала. А потом надрыв нарастает. От переизбытка чувств, я отстраняюсь. На него не смотрю, только вижу, как ключ на стол падает.
— Записка взрослым мужиком написана, — говорит он по делу и морщится. — Ну вот и все. Информативно. Я камеры везде устанавливаю. Везде. Просто зафигачу повсюду.
— Ты с юристами посоветовался?
— Че, и тут голосование громады надо? — быкует он.
— Ну, это не твой личный поселок, если не заметил, — насмешливо говорю, — как бы ты, частное лицо, будешь следить кто куда ходит.
— Мэр согласился, — кивает он.
Я вздыхаю. Ну конечно.
— Завтра инспекция в три будет. Без тебя нет смысла. И не начнем.
Замираю, мысли испуганными птицами разлетаются. От усталости закрыть глаза хочется. Беру себя в руки.
— Конечно! Уж я-то приду, и не надейся, что пропущу.
— Я и не надеюсь, — медленно говорит он. — Дай посмотрю еще раз.
Моя рука, что за столешницу снизу держится, заходится беспокойством. Без пяти минут дрожь.
Я никогда и ни за что не позволю ему узнать. Я другой человек совершенно. Это просто… у всех людей есть неприятности. Это просто неприятность, которая преследует меня. Так получилось, и уже не исправить. Не хочу, чтобы запомнил меня, как вещь, которая позволила себя избивать. Я намного больше, чем это. Намного.
И боюсь… что это изменит его отношение. Даст волю унижать меня. Я… все-таки знаю его совсем немного.
— Очень неудачно получилось, — бормочет он. — Кость прямо рядом.
— Можно тебя попросить? Купи мне шоколадку. Кафе вроде еще не закрыто?
— Сейчас схожу.
Смотрит на меня неотрывно некоторое время. Как-то странно, словно задумался.
Почти всю плитку лопаю. Когда доедаю, то обнаруживаю, что он не планшет читает, а на меня глядит исподлобья.
После поспешного душа пристраиваюсь у него на коленях и вместе Устав вычитываем. Он мне еще варианты дизайнов спорткомплекса показывает. Есть ничего такие, интересные.
Полночи кувыркаемся, но я, конечно, немного не в тонусе. Отвлекаюсь много. Он злиться начинает к концу. Ей-Богу, как подросток.
Но прижимает так близко к себе перед рассветом, что все это неважно.
Глава 24 АЛИСА
План на следующий день — это быть не в Гостинице около двенадцати часов дня.
Что проще простого, потому что в полдень как раз встречаюсь с человеком скупщика в парке, за рынком.
Потом за мазью побегу, и телефон поддержаный купить. Уже выбрала. Ну, а там и Дом Культуры, а затем — инспекция.
На синяк, конечно, без страха не взглянешь, потому что серо-зеленый подтек еще и разбух на скуле.
Кулак не реагирует на мое радостное настроение, как раньше, но все-таки, кажется, проблеск улыбки мелькает. Эх суровый он, надо больше с ним заигрывать, а то сам себя грузит.
Человек скупщика приятным собеседником оказывается. Заметно профессионала высокого уровня. Болтаем даже с ним о редких часах Картье, что у меня в банковской ячейке пылятся.
Рассказываю, что готова ждать своего покупателя, потому что сумасшедшая редкость вся серия. Он обещает держать ухо востро.
С плотной пачкой денег в руках отхожу от скамейки. В кошелек не поместятся, и даже в карман сумки тоже. Вытягиваю несколько купюр из пачки, и картонку с данными о кольце, чтобы положить за ремеш…
— Что это? Откуда это?
Вася меня за руку берет, цепко, но без давления. Не могу сказать, что появился из ниоткуда, потому что я шла и только на деньги и сумку смотрела.
Блин, блин, блин. Сейчас что-то придумаю.
— Вася, — недоуменно начинаю, — что ты здесь делаешь? Ты сказал, что отъедешь.
— Ага, отъехал, уже приехал, ну а ты пока занята, да. Что это такое и кто это был?
— Да никто. Идем кофе выпьем на рынке.
Он смотрит на меня так пристально, что мне по себе становится. Скважину сейчас пробурит мне в глазах.
— Я в очень многое здесь не въезжаю, Алиса. Сейчас. Ты объясняй пока. Кто это был и почему он дает тебе деньги? За что?
Не подавляю раздражение, потому что достало. Я знаю, он привык так общаться, но я еще знаю, что он может постараться и по-другому «базарить». Нормально.
— Ну, ты послушай пока «мои» объяснения. А я пойду чай попью, не буду вам мешать.
Я обхожу великанскую фигуру, но он на горизонте снова выплывает.
— У тебя в сумке есть телефон?
— Н-нет, — я удивленно рассматриваю парк, словно там ответы какие-то найдутся.
— Покажи мне сумку, — еле слышно говорит он, но запредельно яростно. На солнечном свету щетина придает ему звериный вид. Шрам внезапно багровый, и эта деталь сбивает меня с толку.
А затем он выхватывает у меня пачку денег. От шока я даже покачиваюсь. И тут же пытаюсь вырвать обратно.
— Совсем уже? — я даже смеюсь. — Отдай мне деньги, пожалуйста.
Он еще и сумку у меня забирает. Стою, как истукан, пока он ее проверяет. Возвращает, и сгребает мою руку, чтобы вести куда-то.
Но я никуда не пойду.
Даже от руки не пытаюсь избавиться.
Он доигрался. Я тебе не ваза, чтобы меня таскать.
И заряжаю ему пощечину. Такую, что он не ожидает. Хлесткий звук раскалывает обыденность солнечного утра полновесным хлопком по плоти: будто стрелка часов остановилась, а потом двинулась дальше уже в новом летоисчислении.
Выхватываю деньги обратно.
Мою руку он все равно не отпускает, все равно движется куда-то, словно пощечины и не было.
А потом, когда доходим до уединенного отрезка, в тени деревьев и кустов, Кулак подло выбивает пачку у меня из рук и разворачивает к себе четко и фиксированно.
Купюры разлетаются по земле.
— Я скажу это только раз, Алиса, — жестко и гнусно говорит он, — и мы закроем эту тему. Ты привираешь по мелочам, не договариваешь и даешь мало объяснений простым вопросам. Я немедленно узнаю откуда эти деньги, кто тебе их дал и почему ты типа не заводишь телефон. Потому что ты мне сейчас все скажешь.
Глава 25 АЛИСА
Я смотрю по сторонам, обвожу взором заросли, и дальнюю часть парка, где люди виднеются. Гнилую скамейку, неподалеку вколоченную в почву.
— Мне теперь деньги с пола собирать. Ты унизил меня, опять. Мне нужны эти деньги.
— Я соберу их, — поводит он плечом и основательно кивает снизу вверх. — Ты меня больше унизила. Давай, я слушаю.
— Нельзя… нельзя было нормально все сделать?
Завожу волосы за ухо, и протяжно выдыхаю. Синяк на скуле разрывается болью.
Кулак меняет положение, перенося вес на другую ногу. Я опять осматриваю купюры на земле. Почему-то не могу вынырнуть из наблюдения за легким ветерком, шевелящим бумажки.
Неожиданно он мягко берет меня за руку и будто намеревается приблизиться. Но остается на месте скалой. Кадык его дергается, и лицо мое он осматривает ястребом, несколько кругов делает. На синяк явно старается не попадать.
— Ты не нервничай. Я не люблю, когда меня за дурака держат. Ты сейчас все расскажешь, и нормально все будет.
— Что будет? — еле слышно спрашиваю.
— Все, — свирепо отсекает он. — Все.
Я подбираю несколько купюр, опять вздыхая, и откладываю их в сумочку.
— У меня сейчас планы, и они важные. Потом поговорим. Я сейчас пойду, потому что — как я тебе сказала, у меня есть планы.
Он у меня теперь из ладоней и картонку вырывает, видимо, от безысходности. На грубом лице под кожей будто волны прокатываются.
Читает картонку, и острый взгляд на меня вскидывает. В мрачных глазах паническая тень проскальзывает.
Нагоняет меня, когда я уже на подходе к противоположному выходу из парка. У меня есть цель: дойти до аптеки, купить мазь и, наверно, обезболивающее. Господин Меня-Обманули может подождать пару часов.
Я устала сегодня, а день только начался.
Одно радует, Загродский наверняка уже уехал.
— Зачем кольцо продала? Еще и скупщику.
— А ты как думаешь? Ну, есть варианты?
